Санкт-Петербург славится не только строгими проспектами и архитектурными ансамблями, не только загородными дворцами и парками — он славен и своими водоемами, как никакой другой город России. Тут и "Невы державное теченье" — правда, помутневшее и необъятные просторы Финского залива, и ожерелье голубых озер Карельского перешейка, и, наконец, своенравная Ладога.
Раздолье для рыболовов, каждый может выбрать водоем по своему вкусу. Мы в последние годы предпочитаем рыбалку на Ладоге. Мы — это я и мой друг и постоянный спутник, большой умелец, профессор в делах рыбацких. В один из летних свободных дней мы, как всегда, собрались рыбалить на Ладогу.
Вам будет интересно:Осенняя рыбалка. Ловля форели.
Все снаряжение уложено в машину еще с вечера, и туманным, не по Петербургски теплым утром мы тронулись в путь. Пелена тумана настолько плотная, что место, где в это время должно находиться солнце, даже не угадывается.
За городом туман еще гуще. Встречные машины, смутно обозначенные расплывчатыми пятнами фар, неожиданно появляются из вязкой белой мглы. Наконец, за Разметелево начинает проясняться, туман из белого постепенно превращается в жемчужный, все выше поднимаясь над землей, и в поселок Морозовский въезжаем уже при робком солнышке.
Вам будет интересно:Ловля плотвы на куколку тутового шелкопряда
Еще чуть пути среди соснового леса — и перед нами открывается в легкой серебристой дымке красавица Ладога. Она неширока, всего 8—10 километров. Справа виден Орешек, слева — без конца и края вода. Судовой ход пролегает рядом с нашим, правым, берегом.
А вот и база. На оформление путевки уходят считанные минуты. Простор большой. Прямо с берега садимся в лодку и выходим из заливчика в озеро. За крошечными камышовыми островками неожиданно распахивается перед нами Ладога во всей своей зеленоватой необъятности. Вот и фарватер, огражденный красными и белыми буями.
Сильнее налегаем на весла, и вскоре мы уже за фарватером. Везде мелко, и сквозь прозрачность виден песок с редкими камнями и длинными космами водорослей, которые плавно колышутся течением. Есть что-то таинственное и привлекательное в этом вечном движении прозрачных струи, в постоянно меняющихся подводных пейзажах.
Трудно от них отвести глаза, особенно когда проходим над подводной каменной грядой. Сейчас она вся ушла вниз и видится призрачным нагромождением буро-зеленых глыб, а при малой воде не всегда можно пересечь ее по кратчайшему пути, и приходится делать изрядный крюк, обходя коварные плескуны и видимые издали валуны, сплошь выбеленные крикливыми чайками. За грядой немного глубже и дна не видно.
Вам будет интересно:Рыбалка на пруду, или как я ловил "легендарного" карпа.
Лодка уже довольно далеко от берега, и голубой домик егеря больше угадывается, чем видится в светлой зелени берез. Водоросли постепенно начинают редеть, среди них появляются большие и маленькие прогалины, темные, как окна перед сумерками. Друг поглядывает по сторонам, сверяясь по одному ему известным ориентирам и, наконец, приступает к выбору места ловли. Главным инструментом ему служит тонкий шест с металлическим наконечником, которым он тщательно исследует дно, отыскивая каменистый участок. Моя задача проще: четко маневрировать по указаниям профессора.
Но вот отдана команда становиться, и оба якоря быстро выброшены за борт: если промедлить, течение сразу снесет с облюбованного места, и все придется начинать сначала. Плавбаза установлена, якорные веревки натянулись и вся предварительная работа позади - рыбалка на Ладоге началась.
Разматываем удочки, точно измеряем глубину и, наживив крючки, закидываем. Под сердцем что-то замирает в радостном ожидании неизвестности. Вот она долгожданная рыбалка на Ладоге.
Течение сразу подхватывает снасть, приходится внимательно следить за леской, чтобы она не тормозила этого движения — в нем тоже заключена часть успеха. Ловим мы в основном в проводку, поэтому снасть применяем легкую, тонкую и чувствительную. Вместо крючка предпочитаем мормышку, серебряную или латунную — в зависимости от времени года, клева и насадки.
Дмитриевич признает снасти, вплоть до катушек — все они у него легкие, прочные и изящные, но главное их достоинство — уловистость. В качестве наживки применяем красных червей, выползков, ручейников, кузнечиков, куколку шелкопряда, но самый безотказный в большинстве случаев — опарыш. Правда, я за многие годы так и не смог до конца преодолеть отвращение к нему, но если хочешь быть с уловом, приходится чем-то и поступиться.
Вдруг за спиной раздается торжествующее восклицание: -Первая рыбка моя!. Хотя звучит оно всегда с мальчишеской непосредственностью, признаюсь, в прежние времена не раз выводило меня из равновесия, но теперь привык. Оглядываюсь — мой друг быстро вращает катушку. Конец удилища согнут, и со стороны кажется, что на крючке крупная добыча. Но, взглянув на него, вижу, что ошибся,— не то выражение лица!
Иногда резкая подсечка вдали и быстрая подмотка создают впечатление, что взяла солидная рыба, а на деле, как и сейчас, оказывается матросик — окунишка граммов на пятьдесят. Это не наша рыба. Нам сейчас нужна хорошая плотва, еще лучше — елец, ну, а если уж окунь — то только горбач! Эти места славились раньше крупным ельцом и плотвой, держатся они на течении у травы и сейчас, правда, не в том количестве, что десять лет назад, но еще попадаются завидные экземпляры.
Николай дымит и сопит за спиной — явный признак недовольства. И действительно — последовало предложение сменить место. Поднимаем якоря и сдвигаемся на несколько десятков метров восточнее. Тут еще хуже, даже матросики не клюют. Опять перемещаемся, и опять ничего! Без успеха меняем мормышки и насадку. Давно минуло двенадцать, а клева нет и нет. Но тот не унывает, он рыболов активный и продолжает поиски рыбы.
Вновь меняем место, спускаясь по течению немного ниже нашего обычного района ловли рыбы. Поплавки опять неторопливо плывут в направлении Петрокрепости. Вдруг у Дмитрича поклевка: удилище согнуто, рыба стремится уйти в глубину, но катушка быстро укорачивает леску, и вот уже видно, бросаясь из стороны в сторону, поблескивает желто-серебристыми боками крупная плотва. Еще терпения — и красавица в сачке. Бросаем за борт прикормку, и начинается то, из-за чего мы сюда ездим, то, что каждый раз заставляет вздрагивать сердце.
Не успеет поплавок отойти и пяти метров от лодки, как вдруг качнется, иногда немного приподнимется и стремительно погрузится в воду. Подсечка. Упругое живое биение передается через тонкую снасть в руку, затем недолгая борьба — и трофей в лодке. Рыба идет отборная и берет не раздумывая.
В моей корзине уже добрый десяток плотвиц и крупных ельцов, а у друга, конечно, больше. Мы знаем, что это пятиминутка — такое чудо долго продолжаться не может,— и стараемся действовать быстро, не суетиться, но иногда все-таки спешим без надобности, и рыбина, блеснув на прощанье серебристым боком, скрывается в глубине.
Но вот клев начинает понемногу затихать, поклевки следуют через пять-шесть проводок, а затем все реже и дальше от лодки. Можно и передохнуть. Что же случилось? Ушла ли стая или насытилась? Жаль, что мы этого никогда не узнаем. В таинственной зеленоватой глубине нет ответа — там по-прежнему лишь молча, колышутся шелковистые водоросли.
Клева нет, но на зеркальной глади озера то тут, то там, в нескольких десятках метров от лодки расходятся круги: какие-то крупные рыбы вышли на дневную прогулку. Не медля, приводим в действие спиннинги, оснащенные небольшими вращающимися блеснами. Поклевки не заставляют себя ждать: Профессор вытаскивает примерно килограммового язя, а за ним сразу же второго. Наконец и я, тщательно прицелившись, точно попадаю в место всплеска.
Блесна еще не успела погрузиться, как последовал сильный рывок. Подсекаю и чувствую упругую живую тяжесть. Рыба, стараясь избавиться от крючка, стремительно бросается из стороны в сторону. Наконец-то повезло! Не сглазить бы! Медленно вращаю ручку катушки, амортизируя сильные рывки удилищем.
Рыба не сдается и неожиданно поднимается наверх, целиком выбрасываясь, затем мгновенно уходит в глубину. Едва успеваю подобрать слабину, а золотой брусок вновь появляется на поверхности. Но вот сопротивление рыбы сломлено, и язь медленно, пока еще на глубине, движется к лодке, порой все же пытаясь уйти в сторону травы. Еще миг — красавец расстается со своей стихией и, ошеломленный, судорожно хватая воздух широким ртом, лежит в сачке.
Борьба окончена, мне немного жаль побежденную рыбу. Чувствую небольшую усталость и непривычную, расслабленность и, конечно, немного горжусь собой, хотя и не показываю вида. Всплесков больше не видно. Клева тоже нет. Часы показывают начало второго. Значит, настоящий жор продолжался не более получаса, а нам казалось, что значительно дольше.
Тишина. Ярко светит солнце на безоблачном небе, Зеленоватая гладь изредка зарябится и вновь становится зеркальной. Жарко среди необъятной водной шири, жарко. Отдыхаем, лениво перебрасываясь словами. Наблюдаем за другими лодками. Большинство из них стоит, многие снуют в разные стороны, долго не задерживаясь на одном месте, а на некоторых лодках, стоящих неподвижно, никого не видно — спят, наверное, рыболовы.
По фарватеру вверх и вниз движутся самоходные баржи, ритмично постукивая дизелями, изредка пропыхтит буксир, зарываясь от усердия по самую рубку, или величаво, лебедем, пройдет белый туристский теплоход, нарушая полуденный покой неистовым джазовым ревом.